читать дальшеФевраль в Нью-Йорке был очень похож на февраль в Берлине: влажно, часто пасмурно, тепло и свежо. Поэтому Габи чувствовала себя уютно на чужбине, куда она прилетела по приглашению Соло, который после отъезда Ильи на Родину, не позволил ей хандрить в одиночестве. Уэйверли, возможно, заметив какими Габи и Соло казались потерянными, дезориентированными, дал им передышку, время прийти в себя. Их отлаженный механизм дал сбой, лишившись одной из опор. Габи, как сейчас, видела перед собой сосредоточенное лицо Ильи, когда он стоял у приехавшей за ним машины, как билась жилка на его виске и тряслись руки: он не хотел уезжать, как и они не хотели его отпускать. Илья тогда посмотрел на Габи тяжёлым, проникновенным взглядом и промолчал, лишь невесомо провёл кончиками пальцев по щеке. Габи хотелось большего, но рядом топтался Соло, а самое главное - бдительный водитель за рулём чёрного блестящего Mercury Comet. Илья крепко пожал руку Соло и торопливо, словно боясь передумать, сел в машину. Кажется, он увёз с собой нечто очень важное, без чего нельзя обойтись, чьё отсутствие не останется незамеченным. Например, правую руку. И как и с потерянной конечностью, Габи ощущала фантомные "боли": порой, по утрам, ей казалось, что она слышит, доносящийся из гостиной, звук переставляемых на доске шахматных фигур или знакомую тяжёлую поступь, приглушаемую мягким ворсом ковра. Проклятая, продуваемая сквозняками квартира на втором этаже старинного здания, которое помнило, наверное, ещё самого Линкольна и его предвыборную речь в Cooper Union.
В Центральном парке тёплый ветерок колыхал лысые, набухшие, ветки деревьев, ласкал лицо и забирался под лёгкое пальто красного цвета. Сегодня везде было много красного: в витринах магазинов, в одежде прохожих и в букетах цветов в руках довольных женщин - все праздновали День Святого Валентина. Даже Соло, который накануне целый час уговаривал Габи прийти к нему на вечеринку по случаю праздника, развеяться. Но уж лучше искупаться в машинном масле, чем изображать веселье и заинтересованность. - Думала спрятаться от меня и моей вечеринки в стиле двадцатых? - рядом на скамейку опустился Соло, закидывая ногу на ногу и кутаясь в белый плащ.
- Ты ведь не отвяжешься, да? - Габи повернулась к Наполеону, вздёрнув подбородок. Она даже и не собиралась спрашивать как он узнал, что она здесь, на скамейке посреди Центрального парка - Соло всегда умел её найти, как бы далеко она не спряталась. В конце концов, это она была на его территории.
- Нет, не отвяжусь, - легко согласился Соло, хитро стреляя взглядом.
*** В просторной, по-королевски обставленной квартире Наполеона толпились совершенно незнакомые люди, кажется, даже самому Соло. Они танцевали, пили - наслаждались вечером. Габи сидела на диване в центре гостиной и допивала третью порцию водки. В голове уже шумело, а тело расслабилось, словно отогревшись. Однако вместо того, чтобы успокоить, алкоголь вызвал маскируемую под маску хладнокровия злость. Габи фыркала на парня, предложившего ей наполнить бокал, бросала гневные, горящие взгляды на веселящуюся толпу, словно на преступников, застигнутых на месте преступления. Соло стоял возле бара и наливал себе виски. Он улыбался и пританцовывал, переговариваясь с высокой блондинкой. Габи было тошно. Ото всего, а особенно от себя. Откуда такая злость? Обжигающая, скручивающая внутренности, искрящаяся. Габи пыталась запить её ещё одним шотом водки.
- Ты хоть иногда думаешь о том как он там? - задала вопрос Габи присоединившемуся к ней Соло. Её тон был слишком резок, она не хотела грубить, но злость была сильнее.
Наполеон глотнул виски и поморщился.
- Сегодня праздник, - намекнул он, что хотел бы отложить подобные разговоры, но наткнувшись на полыхающий взгляд Габи, всё же ответил: - Конечно, думаю. Мы же команда. Мне тоже его не хватает. Просто пойми, что злость тут не поможет. Лучшее, что ты можешь сделать, это дождаться его возвращения и не попасть за решётку по обвинению в убийстве самого сексуального агента всего ЦРУ.
Соло умел разряжать обстановку своим неповторимым шармом и особой аурой. Лёгкая улыбка тронула губы Габи, которая тяжко вздохнув, положила голову на крепкое плечо Соло. Всё же он был прав, когда увёз её с собой, одна она бы не справилась.
- Вызови мне такси, - попросила Габи, наконец, почувствовав, что злость ослабла, превратилась лишь в навязчивый белый шум.
*** В квартире было темно и пусто, словно не в жилом доме, а в закрытой на выходные конторе. Габи скинула обувь и прошлёпала до спальни, путь до которой ей подсвечивал лишь желтый свет уличного фонаря, а ветки голых деревьев тенями рисовали жутковатые узоры на полу и стенах. Габи включила свет, прогоняя темноту комнаты, но не тьму внутреннюю. Взяв из комода пижаму, она отправилась в ванную.
Тогда она тоже собиралась в душ. Держала в руках свежие полотенца, когда Илья постучал в дверь её комнаты в засыпанном снегом и затерявшегося в ледяных долинах Норвегии, домике, который они делили на очередном задании. Илья явно нервничал, его руки тряслись, а дыхание сбилось, словно он дышал через раз. Однако чувствовалась какая-то решимость, которая горела в его голубых глазах.
- Меня вызывают в Союз, - тихо, будто боясь прослушки, произнёс Илья, а из её рук выпали полотенца.
Илья опустился у её ног и, подняв махровый кусок ткани, протянул его ей. Габи неверяще, даже с укоризной, покачала головой, отказываясь принимать их. Её вид говорил: "Нехорошо так шутить! Это очень злая шутка!". Напряжённый взгляд Ильи давал понять, что тому было не до шуток. Он аккуратно положил стопку полотенец на комод, оказавшись спиной к застывшей Габи.
- Я просто хотел... - не поворачиваясь, словно ему так проще было решиться, начал Илья. - Хотел... Мне казалось, что между нами что-то есть...
Он всё же повернулся и подошёл вплотную, положив свою широкую, мозолистую ладонь на щёку Габи, нежно поглаживая её большим пальцем. Габи прикрыла глаза и подалась вперед, приглашая к поцелую, который должен был случится ещё в Риме. Губы Ильи нежно, словно боясь сломать, накрыли рот Габи. Она поднялась на носочки и крепко обняла Илью, прижимаясь к его крепкому телу; запустила пальцы в его аккуратно уложенные волосы, потянула. Прикусив нижнюю губу, ощущая нечто похожее на отчаянную эйфорию, она юркнула своим языком в рот Ильи. Их языки сплелись в танце, от которого сердца обоих забились в горле. Илья подхватил Габи и усадил на комод, а та обвила его бёдра ногами. Всё её тело пробивала сладкая дрожь, она задыхалась, расстёгивая на Илье рубашку и поглаживая руками его крепкую спину и торс, ощущая под пальцами узлы перекатывающихся мышц.
Илья резко отстранился и, тяжело дыша, привалился к стене.
- Нет, - он покачал головой с нехарактерно растрёпанными волосами. - Не так, не сегодня. Я вернусь, и мы продолжим разговор.
А потом он уехал.
В спальне было зябко; занавеска трепыхалась от ветра, дующего из открытого окна. Внимание Габи привлек посторонний предмет, лежащий на покрывале в центре кровати - белая роза и конверт. Сердце Габи забилось быстрее, она сглотнула образовавшийся в горле ком; кинулась к окну, которое явно было закрыто до её ухода в ванную.
- Илья! - крикнула она в ночную тишину улицы. - Илья!
Но никто не ответил: улица была по-прежнему пустынна и холодна.
Трясущаяся Габи, закрыв окно, опустилась у стены, обхватив себя руками, унимая дрожь в теле. Кто был здесь? Илья? Она присела на край кровати и взяла розу. Белая - символ чистоты и тихой любви. Габи вдохнула её тонкий аромат. В письме была лишь одна строчка, написанная неровным почерком Ильи: "Я скоро вернусь". Габи прижала к груди записку, на которой всё ещё оставалось тепло его рук, которые могли быть смертоносными, но с ней они становились нежными и заботливыми. Послание звучало обнадёживающе, с ним всё в порядке, он жив. А она должна его дождаться. Так, обнявшись с листком бумаги, она и уснула, свернувшись калачиком на нерасправленной постели.
читать дальше
Не з.
Спасибо, я очень рада, что у меня получилось