[ваш дядя]

14. Наполеон\Илья. Отношения между мальчиками в разгаре. 5 раз когда Илья ревнуя ждал Соло с задания, где он должен был переспать с какой-либо дамой и один раз, когда ждать пришлось Наполеону.

@темы: 3 тур, непринятые заявки

Comments

[скрытный товарищ]

Уважаемый заказчик, я интересовалась раскладкой в теме непринятых заявок, но ответа так и не получила, так что рискну выложить свое исполнение, но предупреждаю заранее, если это важно, тут Илья/Соло. И, уже дописав, я осознала, что это вряд ли "разгар отношений", потому что первый раз. Простите, в общем, если переврала заявку, но это просто оказалось сильнее меня ><

~5000 слов

***

– Придержите коней, мой самоуверенный друг. – Уэйверли будто читает мысли, что совсем не приводит Соло в восторг. – В этот раз потрудиться придется товарищу Курякину.

Поворот внезапен, но ставить под сомнение приказы не в компетенции Соло, а система иерархии начальник-подчиненный тем и хороша, что работает. Он лишь слегка приподнимает брови, больше обозначая, что принял информацию к сведению, нежели выражая удивление. Вопросов не задает. Уэйверли все равно отвечает:

– У нас есть основания полагать, что госпожа Романова быстрее найдет общий язык с земляком, – и ждет реакции. Пристальный взгляд ощущается даже сквозь матово-черные очки, полностью скрывающие глаза нового шефа.

Соло не доставляет ему такого удовольствия – не говорить же, что все зависит от того, как этот язык применять. И пусть объективно Курякин во многом его превосходит, но в некоторых областях Соло даст ему еще какую фору.

Не то чтобы он знал наверняка – Илья не любитель делиться интимными подробностями. Если они вообще есть.

Не то чтобы Соло переживал по этому поводу.

У него свой метод, какой вряд ли широко используют агенты любых других разведок. Мораль и этика тут ни при чем: большинство банально не располагает врожденным арсеналом, позволяющим срезать путь к цели по легкой и приятной тропе. ЦРУ Соло не исправило: он, как и раньше, продолжал мешать дело с удовольствием, при этом тщательно следя, чтобы удовольствие не мешало делу. Начальство перепробовало все, чтобы его отучить – угрозы, запреты, приказы – и только Уэйверли, хитрая английская лиса, взял на вооружение и будто испытывал некое извращенное удовольствие, обеспечивая Соло бурную личную жизнь. Соло, в свою очередь, испытывал вполне конкретное извращенное удовольствие, помимо очевидного – с тех самых пор, как заполучил в напарники яростно развевающееся на ветру алое полотно, увенчанное серпом и молотом.

Илья негодовал.

Осуждение его, невысказанное, дрожало в воздухе натянутой струной. Соло задевал ее раз за разом и аж жмурился от удовольствия, так сладко она звучала. Легкой дрожью пальцев, сведенными бровями, напряженной линией плеч. Если бы он не считал напарника боевым советским роботом, решил бы – ревнует.

Чувство справедливости Соло под гнетом нелегких времен причудливо мутировало, но даже теперь тяжело не признать: приятно провести время один раз из десяти Илья заслужил. Тем более раз он не умеет расслабляться добровольно, что там с ним в СССР сделали? Впрочем, Соло читал файл, он знает, что. Как бы забыть.

Гадкое липкое чувство, ползущее вверх по стенкам желудка, не поддается классификации.

Илья за все время инструктажа не произнес ни слова, вот и теперь следует на шаг позади бесшумной, огромной тенью. Долгих трех минут, пока они идут из кафе в соседнем здании до своего этажа в гостинице, хватает с лихвой на полный самоанализ, не приносящий, впрочем, ни облегчения, ни ответов.

Ответы, которые не удовлетворяют – не в счет.

Он не собирается об этом думать, но мозг, натренированный подмечать детали, упрямо подбрасывает излишнюю сейчас информацию: не десять раз, Соло, всего пять, это – шестой.

Пять раз, когда он возвращался довольный и приятно уставший, обходил номер Ильи кругом почета, наслаждаясь безмолвным недовольством напарника. Или наклонялся близко, обдавая сладким запахом женщины, или вспоминал вслух, будто ненароком, какая очаровательная родинка оказалась у шаловливой фройляйн под… – «я не хочу знать, Ковбой», – и вот оно, миссия выполнена.

Пять раз с того момента, как они начали работать в паре. Потому что если брать глобально – и ведь не собьешься со счета, спасибо безупречной, мать ее, памяти – то пары листов для списка не хватит.

Соло задается вопросом, когда это началось и как это прекратить – потому что забавная до сих пор игра вдруг перестает веселить, а липкое неопознанное чувство подбирается к горлу, мешая дышать.

Первый раз вышел случайно, с Винчигуэррой – чистой импровизацией. Больше с ее стороны, но Соло находился не в том положении, чтобы отказываться. Она была не в его вкусе, слишком властная, слишком самовлюбленная и недостаточно Соло-влюбленная, а два равно эгоцентричных человека в одной постели – тревожный расклад. Он справился, как бы ни было трудно переключиться с мыслей о торжественно идущем ко дну Илье. О том, какой музыкой звучал его захлебывающийся кашель и как он смотрел потом, обещая взглядом: я отплачу. Будто они счет вели, дурной русский. С Викторией Соло продержался дольше обычного, раз за разом прокручивая в голове сценарии, в которых он опаздывал на секунду, две, три. А потом сорвался резко, представив лишь – а если Илья был готов отплатить чем угодно?

Позже Габи ему рассказала, в очередной раз не поделив с Большевиком взгляды на мировой порядок, государственный строй или роль женщин в обществе, как тот подслушивал. Соло пришел в совершенно неадекватный восторг, представляя неловкость Ильи, смущение, и, может быть – может быть – что-нибудь еще.

Что-нибудь вроде того, что Соло чувствует сейчас, и теперь ему самому за себя стыдно, потому что друзьям подобного не желают. То есть, напарникам. Поневоле.

Именно поэтому он решительно поднимается и направляется в соседний номер, чтобы помочь. Зачем еще?

Курякин открывает дверь в одних брюках. Грубая ткань морщит на узких бедрах, длина штанин выдает стандартный покрой. Соло скользит взглядом выше, по светлой дорожке волос на плоском животе, по карте сокровищ, нарисованных шрамами. Приходится усилием воли оторваться от ее изучения и сглотнуть набежавшую под язык слюну. «Мои глаза выше», – с укором транслирует славянская физиономия, и Соло резко фокусируется на важном: если парень планирует очаровывать девушку в таком виде – то у нее нет шансов, но если он собирается натянуть на себя вторую часть этого комплекта…

– Скажи, что у тебя есть что-нибудь еще, – умоляет Соло и проходит внутрь, не дожидаясь приглашения.

В глазах Ильи – все неодобрение его бескрайней родины.

– Позволишь? – прикладывает Соло одну из вешалок с одеждой к восхитительно голой груди. – Или это противоречит королевской чести?

Илья тихо фыркает и качает головой, но послушно скрывается с костюмом в смежной комнате. Он и сам не обделен вкусом, если только дело не касается его самого, и трогательно и бесхитростно признает авторитет напарника в этой области.

Если и есть шпионы, которых можно охарактеризовать словом «бесхитростный», то Илья, пожалуй – единственный в своем роде.

– Галстук? – спрашивает Соло и морщится при виде того, что безвольно свисает с широкой ладони. – Забудь, я не спрашивал.

Он приносит из своего номера галстук, который не оскорбляет чувство эстетизма самим фактом существования, протягивает Илье, но в последний момент передумывает и чуть отводит руку. Пальцы Ильи смыкаются вокруг воздуха и начинают заметно подрагивать, прежде чем он, нахмурившись, отступает. Потакая прихоти, Соло шагает вперед и оборачивает полоску ткани вокруг встопорщенного воротника, медленно, будто дикому зверю показывает – я свой, т-ш-ш-ш, я с миром. Складка между светлых бровей разглаживается, Илья вытягивается по стойке «смирно» и, кажется, даже дышать перестает. Кожа на шее повыше ключичной ямки обжигающе горячая, гладкая. Узел давно завязан, как Наполеон ни старался растянуть удовольствие, а шелковую ткань все не выпустить.

– Спасибо, – говорит Илья, и только теперь выясняется, что расстояния между ними – на пару дюймов. Приходится задрать голову, чтобы взглянуть в лицо, губы Ильи кажутся невыносимо мягкими, а жаром от него пышет так, что он наверняка мог бы обогреть половину Сибири. Даже ладони потеют, хотя Соло только что ежился от сырого Лондонского сквозняка.

Их близость доходит до Ильи в тот же момент, и он осторожно отступает на шаг. Не шарахается в ужасе, как следовало ожидать. Да только лучше не становится: Соло осматривает это произведение искусства и с отвратительной четкостью осознает: он только что собственными руками упаковал и завернул для кого-то другого подарок, которым не хочется делиться ни с кем и никогда.

Где-то в его расчеты вкралась фатальная ошибка.

[скрытный товарищ]

Второй была британская связистка в Стамбуле. План предполагался куда более сложным и рискованным, но, теперь зная Уэйверли, – вряд ли Глория оказалась на пути Соло случайно. Хватило одного очень скомканного и столь же скоротечного свидания, пока Илья рвал и метал – образно, конечно – не дождавшись напарника на месте встречи, и она уже сияла в нетерпении, готовая вручить очаровательному незнакомцу себя и все секреты родины.

– Прости, – кашлянул тогда Соло в отворот рукава, где, он знал, притаился якобы не обнаруженный жучок советского производства. – Планы изменились.

– Что? – встревожилась Глория, распахнув большие карие глаза.

– О, нет, дорогая, мысли вслух. Я думал навестить Салт Галату, но с вами не сравнятся никакие произведения искусства. Пройдем?

Он понадеялся, Илья получил сообщение – так и вышло: когда Соло вернулся, тот не спал. Сидел в темноте лицом к окну, баюкая виски на дне стакана.

– Это моя комната, – заметил он, не оборачиваясь.

– И ты в ней ждешь меня, – согласился Соло. – Ты пьешь или проверяешь, подвержена ли твоя выпивка морской болезни?

– Миссия?..

– Брось, ты знаешь, – Соло ослабил галстук, подошел к креслу, оперся локтями на спинку. – В лучшем виде. Измотана, но довольна. Получит с утра цветы и открытку.

Костяшки пальцев, стискивающих стакан, побелели. Уличный фонарь стыдливо заглядывал в окно, освещения не хватало, чтобы рассмотреть наверняка, но стеклянная кромка казалась идеально чистой – похоже, Илья и правда использовал алкоголь исключительно в медитативных целях. Соло опустил подбородок на сложенные на спинке кресла руки, почти касаясь носом светлых волос. Они пахли мылом.

– Это неправильно, – постановил Илья чрезмерно ровным тоном. Стакан в его хватке готовился вот-вот пойти трещинами.

– Думаешь, стоит добавить конфеты? – обеспокоился Соло, перенося вес на руки и подаваясь сильнее вперед. – Я решил, это слишком, но, пожалуй, ты прав. Если позвонить завтра с утра…

– Перестань шатать кресло! – взорвался Илья, резко поднявшись на ноги. Деревянные ножки громыхнули по полу, Соло едва не упал, потеряв равновесие.

Губу он прикусил в последний момент, чтобы не улыбнуться.

Сейчас ему хватает пары секунд, чтобы воссоздать тот момент в памяти в мельчайших подробностях. Илья уже собирается уходить на принудительное свидание и оборачивается перед самой дверью, касаясь пальцами ручки.

– Вон из моей комнаты? – вежливо говорит он то ли с извиняющейся, то ли с вопросительной интонацией.

«Будто запертый замок меня остановит», мысленно закатывает глаза Соло.

«Будто я тебе выпишу официальное разрешение копаться в моих вещах», с молчаливым изумлением качает головой Илья, прежде чем переступить порог.

Время не движется.

Соло кружит по номеру, разглаживает костюмы на вешалках, наливает в стакан коньяку – но так и замирает, утопив в янтарной жидкости невидящий взгляд.

Он слишком хорошо знает, как бархатно звучит речь Ильи, когда тот говорит на русском – не будет же он общаться с «землячкой» на чужом языке. Как мягко он раскатывает по небу непривычную рычащую «р», как легко и ловко смягчает непослушные согласные. Соло постыдно капитулирует перед жестоким воображением, представляя, как голос Ильи стихнет до низкого шепота. Губы приблизятся к изящной ушной раковине, легко заденут мочку. Ладони, огромные на контрасте со стройными женскими бедрами, прикоснутся легко-легко и замрут в ожидании разрешения. Идеально отлаженная машина для убийства перенастроится на свою хрупкую цель всеми датчиками, самой своей сутью, и заглянет в подкрашенные тушью глаза так, словно эта случайная девчонка – единственная в целом мире, словно никого больше нет и не будет.

Проклятье.

Соло ставит стакан на стол и с усилием разжимает сведенные судорогой пальцы. Надо отвлечься, надо подумать о чем-то другом.

Например, об Анете из Праги – для нее Уэйверли устроил настоящий мозговой штурм, к которому, не гнушаясь, привлек Курякина. Широкие ладони не прекращали подрагивать, пока Наполеон с Уэйверли увлеченно просчитывали наиболее короткий путь в постель Анеты, в запале едва не перепутав цель со средством. Что, впрочем, никак не повлияло на профессионализм Ильи, и благодаря нескольким его корректировкам все прошло как по маслу – не в плане соблазнения, конечно, с этим Соло помощь не требовалась, однако подобраться к дочери члена КПЧ требовало определенных усилий.

Она не представляла никакой информационной ценности сама по себе, Соло требовалось лишь попасть в ее дом, вскрыть сейф и раствориться в ночи с нужными документами.

У Анеты были русые волосы, пушистые светлые ресницы и пронзительно-голубые глаза. Тогда ему в голову пришла тревожная, волнующая, и столь же неуместная мысль – пожалуй, именно так выглядел бы Илья, родись он девушкой.

Так же он отзывался бы на поцелуи в изгиб между плечом и шеей? Так же вздыхал бы прерывисто, хватая ртом воздух, так бы расцветал румянец высоко на скулах? Соло гладил длинные мягкие волосы, ласкал полную грудь, погружаясь в жаркую влажную тесноту, а видел совсем не девичьи нежные изгибы. Видел исполосованную шрамами широкую грудь, гладко выбритый волевой подбородок, судорожно сжатые на простыне кулаки. Дико было даже представить, что Илья раздвинет свои бесконечные ноги, позволит Наполеону, пустит, доверится... Господи. Дико – но так просто.

Тогда в него словно бес вселился, до безумия хотелось вытрясти реакцию из непробиваемого русского. Соло вернулся под утро как пьяный, хотя и капли во рту не держал, ввалился в их общий номер, и плюхнулся на кровать с Ильей рядом. Того будто ветром сдуло – хорошо, что проснулся, едва услышав клацанье замка, а то, вероятно, прибил бы спросонья на инстинктах.

– Ну что же ты, не спросишь, как прошло? – закинул руки за голову Соло.

Илья перевел взгляд на его ноги в ботинках, скользнул обратно к лицу. Он спал в смешных полосатых штанах и стоял теперь в них, сложив руки на голой груди.

– Я не хочу знать.

– Такая девушка, Большевик, такая девушка! Тебе бы понравилась.

– Я видел фото в досье. – Илья наклонился, нахмурившись, втянул носом воздух. – Ничего такого.

Он искренне верил, что заминка укрылась от внимания Соло? Что тот не заметил, как задержался под подбородком взгляд, зацепившись за еле заметный след помады на воротнике? Как проступила отчетливее венка на шее, прокатился под кожей кадык?

– Таким букетом даже от комода моей бабушки не разило, – подытожил Илья. – Можешь оставаться здесь, я пойду спать на твоей кровати.

Не помогает: как выглядит Анета теперь и не вспомнить, как не забыть те два часа, что Наполеон провел, уткнувшись в пахнущую Ильей подушку.

Он опрокидывает в себя содержимое стакана одним глотком и преодолевает желание плеснуть еще – как бы ни хотелось напиться до отключки, ему завтра надо быть в фокусе.

Черт, он же смотрел на часы минут сорок назад, не меньше, почему прошло всего пять?

Почему перед глазами, как наяву, рельефные мышцы спины, расчерченной резкими тенями в полумраке комнаты, перевитые венами предплечья, поджатые ягодицы? И не зажмуриться – оно под веками, и не зажать уши руками, чтобы не слышать лихорадочного шепота на русском: «красивая», «хорошая», «вот так, моя девочка». Доводы логики чуть отрезвляют ­– в самом же деле, вряд ли дитя суровых заснеженных равнин любитель распускать язык в постели. Наверняка он подходит к процессу ответственно и скрупулезно, как к любому заданию, и не произносит ни слова, пока не доведет его до конца.

А может статься, любовник из него и вовсе никудышный! Искусство секса – не то, чему учат в СССР. Мысль несколько утешает.

Только почему тогда воображаемая госпожа Романова так отчаянно сжимает коленями твердые бока, царапает ногтями каменные плечи и самозабвенно стонет, выгибаясь навстречу идеальному, мощному телу?

Наполеон тоже стонет, от бессилия и прикосновения собственной руки к болезненно напряженному члену. Может и правда, стоит догнать разрядку и покончить с этим. Верится слабо. Но вдруг полегчает?

Можно подумать о четвертой – той самой, с очаровательной родинкой под ключицей, а не что там нафантазировал коммунист-извращенец. Фройляйн не входила в план, она вообще не должна была случиться, но слежка привела в роскошный отель, в котором высокопоставленный немецкий чиновник изменял жене под грифом полной секретности, а Франциска работала менеджером.

– Я собирался снять у вас номер, – начал Соло издалека. – Но теперь переживаю насчет политики отношений обслуживающего персонала с постояльцами.

– Добро пожаловать в Рэддисон Блу, – улыбнулась она и оперлась на стойку, не оставляя шансов, кроме как утонуть взглядом в глубоком декольте. – Какой у вас приятный акцент. Америка? А знаете ли вы, что «Франциска» означает «свободная»?

– Я знаю другое значение, – наклонился Соло ближе, вдохнул полные легкие тонкого, сладкого аромата. – Которое боевой топор.

Франциска ошеломленно моргнула, а затем рассмеялась, ослепив улыбкой.

До конца смены они не дождались – к тому времени Соло полагалось бы находиться на пути в Кельн с заветным кейсом под мышкой. Франциска провела его в пустующий люкс и оправдала оба значения своего имени. Страстная, напористая, щедрая, совершенно бесстыдная.

Илья себя так бы не вел – его пришлось бы раскачивать, медленно, постепенно. Разогревать, дразнить, подбирать отмычки к замкам, одному за другим. Пока не раскрылась бы дикая, ослепительно искренняя суть, пока Илья не отпустил бы себя, не пришпилил Наполеона к стене, лишая возможности сопротивляться, двигаться, думать.

Соло вытряхнул из головы волнующую картинку. Сосредоточился на реальном, на том, что следовало запомнить в деталях и донести до скромного номера отеля, в котором ждал, вцепившись в стакан с нетронутой выпивкой, несгибаемый русский агент.

[скрытный товарищ]

Вышло не совсем так: миссия затянулась, и вовсе не из-за небольшого крюка через незабвенный люкс. Илье пришлось подъехать и ждать в двух блоках от Рэддисон Блу, и удирать задним ходом, когда Наполеон, упав на заднее сиденье, заорал: «Газуй!»

Весь трехчасовой путь в Штутгарт Курякин провел в кресле водителя, окутанный грозовым облаком священного осуждения. Предложение Соло сменить его за рулем отверг с презрением и смотрел строго перед собой, с подчеркнуто нейтральным выражением лица. Они опять играли в игру, по правилам которой Америка предлагала Советскому Союзу информацию, а тот категорически отказывался принимать ее во внимание. Соло все равно делился. В подробностях.

Мучительное возбуждение то накатывает, то отступает, оставляя тянущую пустоту внутри. Ладони зудят, в висках противно бухает пульс. Умение отключать эмоции подводит, он не на миссии, а мозг не удается обмануть. Снять бы напряжение в душе, да перед глазами мигом возникает Илья со своей «землячкой». Наполеон видел досье, типичная русская Наталья, вьющие рыжие волосы, большие зеленые глаза, хрупкая, невысокая – Илья по сравнению с ней огромен. Илья огромен и без всяких сравнений, он весит как небольшой слон и так же силен. Он может вздернуть ее, как пушинку, на руки и взять прямо у стены.

Он мог бы удержать и Соло.

Это последняя капля. Соло стремительно пересекает комнату, распахивает двери балкона. Весенняя Лондонская ночь забирается промозглым ветром под самую кожу, на тонкую ткань дорогой рубашки рассчитывать не приходится. Вот и отлично.

То, что до сих пор казалось забавной игрой, резко сменяет тональность. Вопрос, осуждает ли Илья выполнение миссий через постель или ревнует, больше не вызывает легкого любопытства: Наполеону нужно знать. Сейчас. Наверняка.

Он крошится, как оброненный Габи крекер под тяжелым Курякинским ботинком. Его в самом деле начинает потряхивать – от холода. Возвращаться в пустой номер, каждым квадратным футом напоминающий о том, кого в нем нет, не хочется, а борьба с физической реакцией дает некую иллюзию контроля. Соло крепко сжимает пальцами перила, закрывает глаза и делает глубокий вдох, усмиряя дрожь.

Так-то лучше. Совсем раскис, а, Соло? Обычно ведь получается с лету отсечь ненужное, сосредоточиться на деле. Как к месту пришлась бы сейчас самая завалящая смертельная опасность, чтобы мозг перешел в экстренный режим и перестал концентрироваться на глупостях. Ладно, пока и глупости сойдут. Вот например – кем была пятая?

Пятая случилась недавно, ее проще всех достать из архивов памяти. Она так и не сказала ни имени, ни на кого работает, а Соло до самого конца не был уверен, на что ставить: на пулю или поцелуй. В тот момент, когда ее губы коснулись губ, дуло пистолета все еще прижималось к его виску. Потом, конечно, Соло выбил оружие из ее рук. Потом ему прилетело по челюсти, потом они катались по пыльному полу склада, и она дралась как львица, но жизнь сурова, детка, мужская сила – это мужская сила. Соло так и сказал, и после долгий момент сомневался, не успели ли прогрессировать технологии до возможности убивать взглядом.

Он трепетно относился к комфорту, но ради новой не-знакомой сделал исключение. Может виной тому послужила чистая английская речь, благословенно «пресная» среди вереницы бесконечных европейских акцентов, может адреналин, может то, что она неожиданно ухмыльнулась и вклинила колено между бедер Соло, как ни странно, не с целью причинить боль. Он вовремя сориентировался – позорные и божественные десять минут спустя – и его американская коллега осталась в складском помещении прикованная наручниками к балке. Если не подвело чутье, она от них быстро избавилась. К счастью, Соло об этом так наверняка и не узнал.

Ради своего советского друга и удобства пересказа он окрестил ее «Аннушкой». Советский друг не оценил – ни пересказа, ни иронии. Сказал, что оставлять даму в подобном положении недостойно, акцент у Соло чудовищный, а русское имя в его устах звучит похабно. Пришлось произнести «Аннушка» столько раз, что слово застряло между извилин и не вытряхивалось из головы несколько дней.

– Соло? – возвращает в реальность оклик изнутри номера.

Как же он ходит бесшумно, туша такая? Наполеон не слышал ни шороха, ни скрипа двери.

– Ну и дубак, – по-русски бурчит Илья под нос. Он вечно мерзнет. Когда бы пальцы ни коснулись пальцев вскользь, принимая из рук оружие, жучки, перечницу, они ледяные.

Соло неспешно возвращается с балкона внутрь, преодолев порыв ринуться к Илье и проинспектировать с лупой. Наверняка на пиджаке найдется длинный рыжеватый волос. Или размазанный след помады под ухом, там, где не сразу догадаешься проверить и стереть. И запах. Наверняка будет пахнуть сладко и приторно, или изыскано тонко – неправильно, по-чужому.

– С победой, Большевик? – полувопросительно интересуется Соло, засунув руки в карманы. Илья выглядит таким же, каким покидал номер, ни галстука набекрень, ни лишней складки на ткани костюма.

Это сводит с ума. Соло едва слышит, одержимо выискивая улики, как Илья серьезно провозглашает:

– Я выяснил все, что нужно.

И все, и больше он ничего не скажет, сколько ни пытайся его разговорить – «Я не перед тобой отчитываюсь, Америка».

Соло не пытается. Вместо этого, качнувшись вперед, втягивает носом воздух.

Пахнет мылом, немного потом, и дымом отечества. И ничем больше, как ни принюхивайся.

– Нашел общий язык с землячкой? – спрашивает Соло, просто чтобы сказать что-нибудь. Можно быть уверенным, Илья даже под угрозой смерти не выдаст ни малейшей детали.

– О, – губы того трогает мягкая, чуть грустная улыбка. Искренняя, как всегда, он не умеет по-другому и не разменивается почем зря, и «почему вы, американцы, улыбаетесь, даже когда не хотите?» – Она очень особенная девушка.

Он стоит расслабленно – его, Наполеона, личный напарник, только что переспавший с незнакомой бабой, и называет ее особенной. Ее. Не его.

Когда Соло успел откатиться на двадцать лет назад, к детской, глупой зависти?

Взгляд прыгает от нечитаемого лица к целомудренно застегнутым пуговицам пиджака, к расслабленным большим ладоням, по отутюженным стрелкам брюк вниз, до идеально начищенных ботинок – и снова рывком вверх, к глазам. Они что в зеркале, что напротив – одинаково голубые, реальность иногда чуть смещается, наслаивается, и кажется, будто смотришь в глаза самому себе. А потом второй «ты» чуть хмурится, шагает ближе и спрашивает с неподдельным участием:

– Ты в порядке, Ковбой?

Решение идти ва-банк стремительное, глупое и провальное, как и все подобные решения. Потому что если бы Илья чувствовал то же, что чувствует сейчас Наполеон, хотя бы наполовину, хотя бы в один из пяти раз – он дал бы понять, никто не обладает идеальной выдержкой. А значит, единственная возможная реакция – крепкий кулак в лицо. А значит, Наполеон мазохист, потому что даже такой физический контакт в данный момент его более чем устраивает.

Он чуть подается вперед, пошатывается, будто собираясь упасть – дешевый трюк, но на Илье срабатывает, еще не успев распознать уловку, он протягивает руку помощи. Обхватывает за талию, крепкой такой, надежной рукой. Теперь он достаточно близко; Наполеон мигом выпрямляется в полный рост, кладет ладонь на затылок Ильи, чтобы не успел отдернуться – реакции у того молниеносные – и прижимается к приоткрытому в удивлении рту.

На мгновение кажется, он уже схлопотал по морде и вырубился. И бредит о том, как Илья, простояв истуканом несколько секунд, пока сердце Наполеона пропускает удар за ударом, неожиданно отмирает и делает самое немыслимое из всего, что можно представить: отвечает на поцелуй.

Напористо и неуступчиво, будто они спорят, а не целуются. Будто он изголодался, будто другого шанса не будет, а завтра может не наступить.

Будто Наполеон – особенный.

Колени теперь подгибаются вполне по-настоящему, пальцы нетерпеливо выталкивают пуговицы пиджака из петель – сначала свои, потом чужие. Ему все кажется, Илья не до конца осознает, что происходит. Вот-вот до него дойдет, он отдернется с отвращением, вытрет рот тыльной стороной руки и, завернув трехэтажное русское словосочетание, покажет заморскому извращенцу настоящего русского мужика.

Ледяная ладонь обжигает кожу, пробравшись под рубашку, и Наполеон, вздрогнув, издает странный, стыдный звук рот в рот.

– Прости, – шепчет Илья. – Я знаю.

Он кажется, даже не фиксирует в сознании, на каком языке говорит. И почему-то кажется правильным сейчас сказать так же, по-русски:

– Я хочу тебя.

Гребаные русские горки. Каждый раз, когда Илья застывает на мгновение, желудок подкатывает к горлу от мысли, что вот сейчас Наполеон перегнул палку, вот сейчас все отправится коту под хвост. Но Илья то ли стонет, то ли рычит, толкается бедрами в бедра, отвечая без слов – и аттракцион закладывает очередную мертвую петлю, посылая вниз густую жаркую волну.

К такому Соло готов не был. Оказаться на неизведанной территории без плана действий. Перед открытой дверью с полным набором отмычек в руках.

Теперь уже он чувствует себя подарком. Илья даже дыхание задерживает, разворачивая его из обертки, очерчивает кончиками пальцев скулы, касается губами ресниц. Ему бы сказать, чтобы бросил свои эти глупости, что так уже хочется, так долго ждал, что каждая лишняя минута невыносима, но в этот раз обмануть себя не выходит. Соло привык превозмогать собственный эгоизм, с женщинами не сосредоточиться только на себе, но Илья – Илья весь для него, он отдает мощным потоком и ничего не требует взамен. Ему будто достаточно изучать тело Наполеона, трогать, чуть хмурясь, шрамы, тестировать, как работает, если коснуться тут вот, повыше пупка? А если подуть за ухом? А если прижать раскрытой ладонью... Ай-ш-ш-ш, черт, холодно!

[скрытный товарищ]

– Прости, – одергивает Илья руку.

– Не вздумай, – поспешно прижимает ее Наполеон обратно.

В какой-то момент фокус смазывается, виражи сливаются воедино, а Наполеон перестает задаваться вопросами: откуда Илья знает, где провести губами, едва касаясь кожи, где прикусить на грани боли, где тронуть кончиком языка. Почему он медлит, выводя круги скользкой подушечкой между ягодиц, и что это за странная мазь в баночке? Когда они умудрились оказаться в постели и, во имя всего святого, остаться без одежды?

– Сейчас, – подстегивает Соло, и сам тянется к запястью Ильи, надеясь подтолкнуть, почувствовать больше, потому что едва ощутимое нажатие подушечки пальца сводит с ума.

Тот легким шлепком отбрасывает руку Соло.

– Я сам! – заявляет с полной ответственностью. – Я хочу сделать тебе хорошо, – и добивает после недолгой заминки. – Хочу, чтобы ты просил.

Этот невозможный русский. Вот тебе и ханжа, вот и высокие моральные устои, скованность, и все, чего ты не знаешь, Америка, о Советском Союзе. Ударом под дых, и в этот раз сдачи давать не хочется. Наполеон готов умолять самым позорным образом уже сейчас, да только в словах Ильи сквозит отчетливо совсем другое: «заставь меня потрудиться».

Они оба не ищут легких путей.

Наполеон закрывает глаза – потому что лицо Ильи чересчур близко, взгляд цепкий и внимательный. Он, кажется, жадно ловит каждый оттенок реакции на то, что творит внизу. Ох, что он творит, господи! Наполеона подбрасывает на кровати, он выгибается, упираясь затылком в матрас. Ноги сами разъезжаются шире и приходится больно прикусить губу, чтобы слова против воли не вырвались раньше времени.

Он пытается воссоздать на изнанке век ту картинку, что совсем недавно разъедала кислотой изнутри: Илья в постели с рыжей девчонкой, его ладони на нежном округлом животе, изящные женские пальчики на широких плечах. Высокие стоны и тяжелое дыхание – стоп, нет, это его собственное. Ну и как теперь, а?

Своими невозможно длинными, чуткими пальцами Илья делает что-то такое, от чего по всему телу расходится удовольствие, словно круги по воде. Глаза распахиваются сами собой, Наполеон дергается, пытаясь то ли прижаться ноющим членом хоть к чему-нибудь, то ли насадиться сильнее. Илья в ответ толкается в бедро пахом, елозит, трется, не прекращая массировать пальцами изнутри, и это слишком хорошо, и плохо, и недостаточно, и просто – слишком.

– Я не могу больше, – выдыхает Наполеон. – Я не могу.

– Ты просишь? – уточняет Илья.

Приходится пару раз вдохнуть-выдохнуть, чтобы остаться в своем уме.

– Будь добр, – выталкивает Наполеон сквозь зубы.

И этот ненормальный русский, вместо того, чтобы ответить колкостью, вместо того чтобы поймать шпильку и вернуть вдвойне, вдруг улыбается едва ли не смущенно, и целует, будто суженую всю жизнь ждал – и дождался, мать его – и убирает пальцы, лишая остатков разума.

– Трахни меня, – рычит Наполеон по-русски, остро осознавая, как по-дурацки, неестественно звучат из-за акцента слова. Но ему необходимо обрести почву под ногами, а это неожиданно срабатывает.

Илья накрывает его огромным, горячим телом, как одеялом, даже не пытаясь перенести вес на руки. Знает, что Соло выдержит, и не считает нужным осторожничать.

Он все равно осторожен. Придавливая всеми двумя сотнями фунтов, сжимая ручищами ребра так, что сложно дышать, медленно, но неумолимо раскрывая толстой головкой – он умудряется быть до воя, до стыдного нежным. У Соло не получается выдавить ни звука, ни шелохнуться, даже если бы и хотелось. Расслабиться бы, принимать постепенно, привыкая, подстраиваясь под ошеломляющие ощущения – последний раз он был с мужчиной давно, еще до встречи с Ильей, а был вот так – добрый десяток лет назад.

Выходит хреново. Илья огромный везде, и боль так изысканно смешивается с удовольствием, что Наполеон не в силах лежать смирно, он ерзает и цепляется за плечи, и кусает подставленную шею. Царапается короткой щетиной, нарочно трется щекой сильнее, обжигает губы. Илья чуть наклоняет голову и ловит их своими, дразнит, ласкает языком, отвлекая, пока не упирается бедрами в ягодицы. Наполеон подтягивает ногу к груди, перехватывая под коленом, раскрывается сильнее.

– Соло, – аж захлебывается Илья. Член его ощутимо вздрагивает внутри. – Наполеон. Какой же ты…

От его слов что-то делается с головой, что-то непривычное и пугающее, от чего собственное удовольствие отходит на второй план. Больше не хочется брать-брать-брать – не так, как добиться подобной реакции снова, найти все те струны, которые заставят Илью звучать, и не ревностью – теперь нет сомнений, то была именно она. Заставят его отпустить самоконтроль, сорваться. Назвать Соло по имени еще раз.

Он двигается преступно плавно, осторожно. Сводит с ума, выходя полностью и каждый раз раскрывая членом по новой, каждый раз чуть меняя угол. Будто долбаный прицел наводит и – черт же, ох, черт – у него получается. Между животами становится чуть скользко от выступившей смазки, Наполеон трется о твердый пресс, плавится в переизбытке ощущений по всем каналам. Илья упирается лбом в лоб и глаза его сливаются в сплошную синеву, и улыбку не разглядеть, но Наполеон чувствует ее кожей. Этот невозможный человек не улыбается кому попало, но улыбается просто так, «потому что хорошо», «потому что с тобой». Потому что – еще что-то, но не разобрать уже совсем тихое, скороговоркой, а русским языком Наполеон так в идеале и не овладел. Он не пытается, он совсем уже близко к грани и слушает переливчатый шепот как музыку, в потоке слов иногда удается разобрать свое имя, произносимое на чужой, непривычный манер – и этого достаточно. Этого, и того как Илья, замерев, содрогается внутри. Он всасывает воздух со свистом, стонет негромко. Нечеловечески сильный, несгибаемый, невозможный – и настежь распахнутый.

Кажется, Наполеон перемазан с ног до головы – своим и чужим семенем, потом, странной этой, тревожно пахнущей мазью. В любом другом случае он бы уже рванул в душ, но с Ильей он позволяет себе целые пять минут поваляться свиньей. Тем более, что тот сам валяется рядом такой же, и почему-то не вызывает отвращения.

Кроме того, есть еще одна вещь, требующая прояснения прямо сейчас.

– Ты спал с ней? – спрашивает Наполеон в лоб. Это не имеет значения, это пустяк. Но ему надо знать.

Честные голубые глаза аж расширяются, то ли от неожиданности, то ли от возмущения.

– Не то чтобы это тебя касалось, Ковбой, – качает головой Илья. – Но нет, я с ней не спал. Мы пили на кухне чай и разговаривали, потом пили напитки покрепче – то есть, она пила, – и продолжали говорить. Я узнал все, что требовалось, уложил Наталью спать и ушел. Я не гулящая девка, чтобы прыгать в койку с кем попало.

Секундная пауза – и он добавляет, словно извиняясь:

– Даже ради миссии.

Наполеон отмахивается, подыгрывая, мол, да, понимаю, ничего личного. Поднимается на ноги и, направляясь в ванную, прикусывает изнутри щеку, чтобы сдержать улыбку.

Все, что ему надо, он услышал.

[ваш дядя]

скрытный товарищ, не забывайте прятать под море.

[госпожа яблок]

Ох! Это было горячо, шикарно и мило! Мне очень понравилось)) спасибо ща исполнение!!

[скрытный товарищ]

от вашего Ильи в постели я сгорел к хренам

[Natuzzi]

Волшебно

Илья офигенный!

И классно вышло, как Соло сам об него соблазнился. Сам завел игру, сам себя накрутил, сам сделал первый шаг. Молодец мужик

[скрытный товарищ]

я интересовалась раскладкой в теме непринятых заявок, но ответа так и не получила,

прошу прощения. Забыла подписаться на тему и не увидела вашего вопроса.((
Исполнение очень понравилось и раскладка полностью удовлетворительная)) Спасибо огромное за эту историю. Илюша настолько в характере)) Наполеон же кажется сам себя перехитрил))) Чудесные вышли.
И.. это что же - агент Романофф была?)))
з.

[Squirry]

Здорово.
К такому Соло готов не был. Оказаться на неизведанной территории без плана действий. Перед открытой дверью с полным набором отмычек в руках.
Такой Илья, перехватывающий инициативу, действительно рвёт шаблон, но он, блин, за эти пять раз и должен был дозреть. Соло хватило одного раза (и мне тоже, это выматывающее душу смакование предыдущих "заданий", сплавленное с адским юстом, и должно было к такому эффекту привести, а Курякину досталось пятикратно).
Отлично получилось.

[скрытный товарищ]

ваш дядя,
Простите, не знала, что здесь так надо, впредь буду прятать

госпожа яблок,
Какие эпитеты Очень рада, что вам понравилось! Спасибо!

скрытный товарищ,
*страшно польщен*
Автор сам выходил в процессе проветриваться Рада, что вы оценили)))

Natuzzi,
Оох, какой чудесный отзыв, я просто растеклась в желе

классно вышло, как Соло сам об него соблазнился

Ахххахаха, как вы здорово сформулировали! Именно так, все самому, все самому Ужасно рада, что идея сработала, как предполагалось)))
Спасибо вам

скрытный товарищ, который заказчик
Ничего страшного, я так и подумала! Страшно было промазать правда, но очень рада, что обошлось. Я трепетно люблю Илью и сверху и снизу и вообще, но здесь увиделось именно так.

Илюша настолько в характере)) Наполеон же кажется сам себя перехитрил))) Чудесные вышли.

*автор танцует на столе, счастливый* Я очень-очень рада, что вам зашло и я не испортила совершенно прекрасную заявку

И.. это что же - агент Романофф была?)))

Надеюсь, мне простят маленькие слабости И... здорово, что вы заметили)))

Squirry,

Такой Илья, перехватывающий инициативу, действительно рвёт шаблон

Вот тут я крепко задумалась))) Первый шаг делает Соло, причем с первого же похода Ильи "налево", хотя тот стойко ждал все 5 раз, так что инициатива его...
...или вы имеете ввиду, в постели? Если так, то - ну, да Меня так раскатывает от мысли об этой мягкой настойчивости, аж сил нет. Конечно, варианты возможны, но я не вижу Илью ведомым от слова совсем. Не в смысле, что ведомый - Соло... они меняются, в общем, в разных аспектах. И в постели тоже. Простите, меня понесло
Спасибо огромное за ваш отзыв и что поделились впечатлениями

автор

[muxoe_kuco]

Ох, какое прекрасное исполнение получилось!!!
Невероятно горячо!
А какой перед этим потрясающий юст!!!
Мальчики невероятно прекрасны!!!

[Anarda]

невыносимо прекрасная смесь юста, ревности, страсти и нежности
спасибо

[скрытный товарищ]

*обмахивается трусами* Автор, я сгорел к хренам, пока дочитал! Это было горячо и прекрасно! Очень хочу почитать еще ваши работы.)) И отдельное и огромное спасибо за Наташу.

[Squirry]

скрытный товарищ, Вот тут я крепко задумалась)))
Я имела в виду вот это:
неожиданно отмирает и делает самое немыслимое из всего, что можно представить: отвечает на поцелуй.
Напористо и неуступчиво, будто они спорят, а не целуются. Будто он изголодался, будто другого шанса не будет, а завтра может не наступить.
Соло делает лишь первый шаг, а потом Илья полностью завладевает инициативой и...и, короче, Наполеоном тоже))) и да, мягкая настойчивость.

[waq1984]

Какой потрясающий Илья! А Соло сам себя перехитрил))) Постельная сцену очень волнующая и красивая, и это именно занятие любовью. Огромное спасибо за чудесное исполнение! И отдельное за Илью-топа!

[Misaki-uke]

Спасибо! Внезапно кинково и горячо! Соло с Ильей у вас прекрасные

[Bradly]

очень понравилось, спасибо))) и да - за Нату отдельное спасибо)))

[curiouser and curiouser]

Так хорошо получилось! Спасибо!

[it is not your fucking deal]

Что Илья, что Соло у вас просто невероятные! Илью мы видим через восприятие Соло, и он, Илья, просто невероятный, у меня бы тоже сердце рвалось из груди при его виде. А Соло просто чудесен в своих размышлениях, как он мучился и страдал. К черту этих женщин, но с их помощью Соло осознал свое отношение к напарнику. Испытала такое напряжение при перечислении пассий, вроде они ничего и не значат, но сколько позволяют осознать - ревность, потребность обладать, быть особенным и пр. Мне, как и Соло, было не нужно, о любопытно узнать о состоявшейся связи. И порадовалась ответу Ильи, при желании можно и упрек услышать, Соло не отличается разборчивостью
Автор, спасибо, очень понравилось исполнение!

[скрытный товарищ]

muxoe_kuco,
Ох, как здорово, что и горячо, и юст подогрел как надо =))) Спасибо большое, что прочитали и отозвались!

Anarda,
Ужасно рада, что коктейль пришелся по вкусу! Спасибо

скрытный товарищ,
Аеее!

Очень хочу почитать еще ваши работы

что немного пугает, учитывая, что вы пишете от анонима, а в этом фандоме знакомые все лица Как бы вы не передумали после деанона Но я буду верить в лучшее!
Спасибо за отзыв, очень погладили Отдельно приятно, что оценили Наташу, люблю ее нежною любовью, хоть она тут и камео))

Squirry,
Да-да-да, тогда все верно, и так и планировалось)) В таком случае отлично, что сработало как надо и не вызвало дисбелива)))

waq1980,
Соло точно сам себя перехитрил))) А про нцу вы совершенно прекрасно сказали, спасибо вам

Misaki-uke,
Просто невероятно приятно слышать, честно! Спасибо вам!

Bradly,
Ужасно рада, и спасибо вам))) И как здорово, что Наташа нашла такой положительнй отклик у читателей!

**yana**,
Ура! Вам спасибо и пожалуйста

it is not your fucking deal,
О-ох, какой отзыв
Я очень рада, что Илья виден через Соло, велика была опасность его недодать >< И что с метаниями Соло не перебор))

Испытала такое напряжение при перечислении пассий, вроде они ничего и не значат, но сколько позволяют осознать

они именно для этого тут и нужны, а это осознание как раз то, что меня привлекло в заявке) Ну и еще то, как Соло дразнил Илью, жопа бессовестная *вздохнул мечтательно*

при желании можно и упрек услышать

ооо, в этой фразе по идее вообще три слоя, и если она играет правильно, это вообще счастье
Спасибо вам огромное за то, то прочли и так отозвались!

автор

[LeeLana]

офигенно горячо и при этом очень нежно и трогательно - ждать, мечтать и сгорать
а потом сгорать еще раз, когда мечты воплощаются
и реальность оказывает жарче любых мечтаний

[Dine_]

Автор, это было потрясающе прекрасно!!!
Боже, какой Илья - я в него снова влюбилась, какой Соло - просто...
Спасибо вам огромнейшее!

[!!!VampiRella!!!]

– Трахни меня, – рычит Наполеон по-русски, остро осознавая, как по-дурацки, неестественно звучат из-за акцента слова.

Может все таки выеби, если по-русски. Трахни это все таки более поздних времен слэнг.
А так в некоторые моменты весьма и весьма горячо, особенно если в твои кинки попало.Спасибо

[АТуин]

Оочень. Такой совершенно пьяный, немножко плывущий, немножко расфокусированный и томный, и при этом такой нежный и чистый текст... Вот честно, не знаю, что он мне больше сделал - горячо или нежно.
Автор, а я вас случайно не знаю?.. Потому что мне кажется, что да. Но я тупко, мне такие угадалки никогда не удаются...

И классно вышло, как Соло сам об него соблазнился. Сам завел игру, сам себя накрутил, сам сделал первый шаг. Молодец мужик

Natuzzi, с языка просто

[happen]

Это слишком прекрасно. Каждое слово бьёт по эмоциям, Я почти не дышала.) спасибо, автор)

[Molly_Malone]

Потрясающее исполнение! И ЮСТ шикарный, и страдашек самое сколько надо ,и жаркого секса додали. Соло и жалко, как он сам себе мозги накрутил, но он такое заслужил, Илюша вот сколько терпел, кремень-мужчина! И Наташа еще!
Автор
очень жду Вашего деанона, хочу лобзать в аватарку!

[Княгиня Ольга]

Он стоит расслабленно – его, Наполеона, личный напарник, только что переспавший с незнакомой бабой, и называет ее особенной. Ее. Не его.

Фик хорош просто до одури.
И кадую 2ю фразу можно заносить в цитатник...

[скрытный товарищ]

LeeLana
Ох, автор точно сгорел от такого прекрасного отзыва, спасибо вам огромное!

Dine_,
Невероятно приятно слышать! Очень рада, что вам понравилось

!!!VampiRella!!!,
Честно говоря не рискну предположить, какой сленг привычнее для тех времен, и спрашивать пожалуй воздержусь Но я подумаю)))
Если некоторые моменты попали в кинки, я рада

АТуин

совершенно пьяный, немножко плывущий, немножко расфокусированный и томный, и при этом такой нежный и чистый текст

Не знаю, как текст, а вот автор от таких слов совершенно точно пьяный и очень расфокусированный
Спасибо неверотяное, я напрочь расплавилась от вашего отзыва!

Автор, а я вас случайно не знаю?

Может, случайно и знаете, после деанона узнаем наверняка =))

happen,
Вам спасибо, что отозвались! Главное, не забудьте выдохнуть))))

Molly_Malone,
Нет приятнее осознания, что все смешалось в правильных дозах =))) Очень рада что вам понравилось, и большое спасибо за отзыв!
не так быстро, я пока надеюсь, тур быстро не закроется - напряженно думаю, успею ли исполнить что-нибудь еще

Княгиня Ольга,
уфффф спасибо Так приятно слышать, слов нет

растроганый автор

[Sad Cypress]

Автор, очень круто получилось очень понравилось, что схема 5+1 вписана в общий сюжет, а не перечислена по пунктам - душа прямо отдохнула ЮСТ шикарный, герои очень живые и рейтинг очень поджигающий, спасибо