[ваш дядя]

4.4. Наполеон/Илья, period-typical homophobia, развитие отношений с учетом того, что ни общество в целом, ни их начальство/коллеги этого не примут. Для них обоих это обязательно первый (и в перспективе - единственный) опыт гомосексуальных отношений. Юст, хождение вокруг да около, попытки, не развалив команду, выяснить, взаимны ли чувства, и тотальная конспирация в процессе отношений. ХЭ обязателен, остальное на усмотрение автора.

@темы: не выполнено, 4 тур, Илья Курякин, Наполеон Соло

Comments

[Мойра*]

не бывает в пол коктейльное платье В пол это вечернее.

[скрытный товарищ]

Значит обманывали меня коварные продавщицы, ну ладно, буду знать)

[скрытный товарищ]

Ох, прошу прощения за разгоревшуюся дискуссию!

en.wikipedia.org/wiki/Cocktail_dress - Вообще-то, исторически коктейльные платья - именно длинные, до лодыжки. В некоторых случаях это значение используется и сейчас, но начало этого сдвига приходится где-то на середину двадцатого века.)
Поэтому - если не права, поправьте, пардон, но - в шестидесятые этот термин ещё мог применяться и к длинным платьям.

Автор

[скрытный товарищ]

Molly_Malone, Squirry, спасибо! Да, Илья оказался между двух огней.)
Мойра*, возместить ущерб - святое.) Спасибо!
Пушистое Безобразие, благодарствую! =)
Дорогие анонимы, и вам большое спасибо за внимание!

Дорогой Заказчик, я Вас прекрасно понимаю - и надеюсь всё-таки вернуться к этому вопросу по окончании.)))
Габи - она очень неоднозначный персонаж. Не в том смысле, "за наших" или не за наших, но её мотивы - они похожи на очень запутанный лабиринт.) Спасибо! Рада, что Вам нравится.)

Автор

[Spiky]

очень нравится! жалко, что мало) читаешь - не замечаешь)
автор, хочу продолжения

[Ace of Hearts]

Мойра*, коктейльное может быть длинным если на нём есть разрез, или если это платья с диоровской юбкой (юбка разной длинны)


Чудесный текст, это же ещё не всё, так ведь? ))

[robervary]

ух ты, вот это накал
Автор, плюсуюсь к тем, кто ждет продолжения!

[скрытный товарищ]

Автор, очень интересно, что дальше! Надеюсь, продолжение будет?

[скрытный товарищ]

Спасибо большое за комментарии! ::hugs::

Следующий кусок. 2770 слов.

1-3-1

Они в Алжире, и хотя Франция уже вывела свои войска, у неё всё ещё есть алжирские военные базы — и всё ещё действует хорошая местная сеть. Поэтому их маленький отряд временно разросся — Мишель Лемуан из DGSE больше похож на прохиндея-торгаша, чем на журналиста (местное прикрытие), и его присутствие явно тяготит Илью. Лемуан — трепло, курчавый щёголь, низковат, тощ, не изменяет французским беретам, вечно таскается с потрёпанным блокнотом и говорит по-английски с нарочитым прононсом. И если акцент Ильи — грубоватая маска, призванная ослабить бдительность, то прононс Лемуана сообщает с гордостью, что он француз, так, что морщится (незаметно, но — не для Наполеона) даже Илья. Наполеон — только улыбается ещё лучезарнее — это защитный рефлекс и одновременно попытка прикрыть напарника. Лемуан, как всякий француз, тоже любит улыбаться, заигрывать с девушками — Габи он начинает окучивать, когда они только сходят с трапа, — и как-то сразу принимает Наполеона за своего. Наполеон не против, он вообще не любит разубеждать людей, это дорого обходится.

Алжир — страна, оставленная Францией не по своей воле, оставленная не в лучшем состоянии. Не так давно здесь взрывали экспериментальные ядерные бомбы — и следы остались не только на ландшафте, но и в руках местной радикальной группировки. В то, что группировка сугубо местная, не верит никто, даже Лемуан.

Днём на улице пекло, и они пережидают самые жаркие часы на конспиративной квартире. Обычно рядом ошивается Лемуан — и чтобы дать Илье шанс расслабиться и спокойно поиграть в шахматы, Наполеон обычно уводит его на кухню, поит, закармливает какими-то баснями. Сквозь проём он видит, как к Илье подсаживается Габи — иногда напротив, но всё чаще — на подлокотник кресла, опираясь на плечо Ильи. Она смотрится безумно маленькой на фоне гиганта-Ильи — и безумно подходящей ему. «Из них бы вышла красивая пара», — думает Наполеон тускло, не спуская глаз с лопочущего по-французски Лемуана.

Габи над чем-то смеётся — и даже Илья, Наполеон готов побиться об заклад, хоть и видит его со спины, улыбается. Лемуан сочувственно похлопывает его по плечу — Наполеону стоит сил не сбросить руку, так нагло влезшую в его личное пространство.

— Что же, друг мой, вы сдаётесь? Пока вы мечтаете, ваш неотёсанный напарник уведёт красотку из-под вашего носа! Только не пытайтесь меня убедить, что вы играете в благородство.

Наполеон знает, что Илья всё слышал, но Илья и вида не подаёт, так что Наполеон разминает плечи и берётся за тяжёлую кастрюлю, которую держит перед собой, как щит:

— Мой дорогой месье Лемуан, в чём я совершенно не сомневаюсь, так это в способностях юной леди принимать самостоятельные решения.

— О-ля-ля, да она вас отшила! — несообразительно решает француз, чьё выражение лица принимает ещё более сладостно-скорбный вид. — Не отчаивайтесь, мир переменчив.

Наполеон переводит разговор на последние новости, на жёлтую прессу — он с тоски прочёл какую-то газетёнку с утра — на что угодно, лишь бы дурень Лемуан не спровоцировал Илью защищать чью-нибудь честь. Нет, Наполеон верит в благоразумие напарника, но ещё он хорошо знает его принципы.

Было бы просто отлично сбагрить Лемуана на Габи, думает он. Но — это слишком опасно, и они с Ильёй руководствуются одним и тем же чутьём, когда разбирают обязанности на двоих.

— «Вечный Алжир» согласился на встречу, — объявляет Лемуан, спустя два дня. «Вечный Алжир» — это их цель, конечно. И француз выглядит совершенно неприлично довольным. Как будто в одиночестве на чистую воду вывел. — Встреча завтра на рассвете. Прекрасное начало прекрасного дня.

Илья, судя по взгляду, которым он одаривает Лемуана, не фанат французского юмора.

— И? — нетерпеливо подгоняет Наполеон.

— Недалеко от города Утуль.

— У границы с Мали, значит. Пути отхода прорабатывают, — роняет Илья. Лемуан скользит по нему нарочито незаинтересованным взглядом:

— Это Африка, дорогой коллега, здесь не так сложно убежать, сложно добежать до цивилизации и остаться в живых.

Каламбур должен по плану вызывать улыбку, и Наполеон слегка усмехается:

— Пустыня может дать нам фору.

— Или поймать в ловушку, — в тон отвечает Илья — спокойно, даже очень спокойно. На француза не обращает внимания и смотрит только на Наполеона. Тот секунду молчит.

— Что же, я иду с тобой под видом продавца. Мишель — переводчик.

— И какие у тебя преимущества? Заболтать радикалов до смерти? Это не тот менталитет, они слишком предпочитают силу, — замечает Илья, глядя в упор.

— Я знаю французский, — пожимает плечами Наполеон, — а они об этом не знают. Преимущество.

О том, что Илья тоже знает французский, он молчит: раз тот не стал вываливать карты на стол, значит, надо. Наполеону кажется, сейчас Илья пойдёт ва-банк, но он только кивает, молча.

— Чудесно! — Лемуан звонко хлопает его по спине. — Значит, договорились.

Лицо Ильи, когда они с Лемуаном первые уходят, следуя плану, на дело, совершенно непроницаемо.

***

С начала миссии Илья то и дело ругает себя за то, что дал Наполеону перехватить инициативу. Чёртов Ковбой, конечно, и не думал его спрашивать, но Илья готов побиться об заклад, что тот провёл во Франции суммарно меньше времени, чем сам Илья, там несколько лет проучившийся — и французский язык у Ильи в чём-то даже сильнее.

Габи, остающаяся в «штабе», смотрит на него с беспокойством, когда Илья закидывает в сумку винтовку.

— Я могла бы…

— Кто-то должен держать связь с Уэйверли. На всякий случай, — прерывает её Илья. — Рассчитывать на DGSE — неверно.

— Им невыгодно нас сдавать.

— Но они всё ещё — на своей территории и хотят здесь задержаться. И если что, выбор может случиться не в нашу пользу.

«Может случиться» — это для Габи: Илья всё никак не может отделаться от привычки её опекать — хоть немного. На самом деле он не сомневается. И Лемуан вызывает слишком отчётливое подозрение.

И, конечно, Наполеону нужно было с ним уйти. Чёртов Соло. Если говорить объективно — у него есть шанс, хороший шанс. Соло — профессионал, Соло — умеет заговаривать зубы. Но там будет француз, и его присутствие слишком влияет на хрупкий баланс.

Илья ждёт в точке, пальцы сжимаются механически — ночью в пустыне холодно. В наушнике тихо поскрипывают тихие помехи.

Ему даже на часы смотреть не надо — он просто чувствует, когда истекает время.

Соло не выходит на связь.

Илья сверяется со сканером: сигнал слабоват, точное местоположение не определить — горные породы, подземные бункеры, вариантов масса. Но всё-таки сигнал есть.

Он связывается с Габи, скупо отчитывается и прерывает разговор, не давая ей вставить лишнего. Штурм в одиночку — не то, что одобрил бы Уэйверли, но это то, к чему Илью готовила вся его жизнь, и то, в чём он хорош.

Из вариантов «горы» или «бункер» выигрывает первый. Что же, естественная защита — оно надёжнее.

Сигнал пропадает, когда Илья как раз подбирается к «заднему входу».

Кажется, он выламывает замок куда небрежнее, чем стоило, но так — быстрее.

Илья маскируется под полупридушенного им тут же араба, заматывается, чтоб не разглядеть, и прохаживается по базе, прощупывая обстановку. «База», конечно, слишком сильное слово, но алжирцев здесь много — и у них много оружия.

Илья находит нужную комнату по глухим ударам за дверью и бормотанию. Напряжение немного отпускает — если бьют, значит, Соло жив. Дальше — дело техники, и Илья вырубает обоих охранников за пару секунд — они не поняли даже, что случилось.

У Соло разодрана рубашка, вся в грязи и крови — голова разбита, всегда много крови. Соло стоит на коленях, взгляд исподлобья, мутный. Илья успевает заметить, как сзади ему выворачивают руку. Хрустит сустав, Соло, выгибаясь, шипит, его валят наземь, придавливают сапогом — на плечо, и судя по позе, наверняка тоже вывернутое.

Илья уже практически врывается внутрь, когда замечает, что допрашивающий — не араб. И разговаривает он с Соло на чистом французском.

Илья замирает, впитывая жесты и слова: военная выправка, чёткий выговор, вопросы — об операции.

«DGSE,» — думает Илья. План на ходу меняется, и он стучит.

— Месьё, вам сообщение. Код 15-14, я прибыл сопроводить пленника, — исковерканный французский перекатывается на языке хрипловато. Код — Лемуанова начальства, Илья случайно подслушал. Почти случайно. И это — ва-банк, кот в мешке, но француз, прифыркнув, отстраняется, вытирая руки о носовой платок.

— Вот как? Оперативно они там. Забирайте. Только заткните ему рот, не затыкается.

Соло, играя свою роль, распывается в широкой улыбке и интересуется:

— Надеюсь, там, куда вы меня везёте, получше обстановочка. И женское общество…

Илья запихивает ему кляп, салютует французу и уходит.

В машине, когда они отрываются от погони (тревогу подняли из-за прочухавшихся алжирцев минут через десять), Наполеон замечает вполголоса:

— Это не Лемуан.

Илья бросает на него косой взгляд.

— Его схватили первого. У меня как раз появился шанс проглотить твой датчик, — поясняет тот. — DGSE — да, но они сдали и его.

Илья скользит взглядом по неестественно повисшим в воздухе рукам Наполеона, к которым тот избегает притрагиваться, по разодранной рубашке, по виску, на котором запеклась кровь.

Он останавливается, съехав с дороги. Вытаскивает аптечку и разворачивает бинты.

— Сядь поудобнее, — говорит Илья и кладёт руки на плечо Наполеону привычным жестом. — И считай до трёх.

На счёте два он вправляет тому руку, а Наполеон издаёт вопль и ругается — грязно и смачно. И не замолкает всё то время, пока Илья перебинтовывает его пальцы.

***

[скрытный товарищ]

1-3-2

Врач прописывает Наполеону разрабатывать руки.

Ничего удивительного для человека, которому вывихнули половину пальцев. К счастью, не сломали.

Наполеон, как прилежный пациент, чётко следует предписаниям. Поэтому на холодильнике появляется огромный лист бумаги, где он черкает свои послания. Габи. Уэйверли (тот всё равно не видит). Илье — Илье посвящено две трети, хотя в их переписке Илья отвечает в среднем в два раза короче.

Их переписка разрастается. Габи то и дело ругается, когда натыкается на записки, адресованные явно не ей, в неожиданных углах.

Габи находит Наполеоновы угловатые каракули — это он тренирует левую руку, — поперёк скатерти. Послание на французском, который она никак не выучит, разумеется. На подоконнике — округлые каракули — это уже правая рука. На немецком — глаз привычно выхватывает знакомые буквы. Цитата из Гейне, всплывает в памяти. Не ей, думает Габи почти с сожалением.

— Не поощряй его дурачества, — корит она Илью. Тот поводит плечом, неуклюже, и неопределённо хмыкает.

— Сегодня он мне наваял послание прямо на отчёте, — жалуется Габи.

— Это было благодарственное письмо, — поправляет Наполеон, вплывая на кухню. — И я могу повторить снова: я сердечно благодарен тебе за то, что ты не потравила нас вчерашним ужином.

Габи фыркает. Илья пихает под нос Наполеону порцию завтрачной каши. Тот мученически возводит глаза к небу.

— Дай мне сил пережить эту неделю и не сойти с ума, — возглашает он, и Габи готова с ним громогласно согласиться.

Они коротают время за сбором информации, прослушкой и игрой в шахматы.

Наполеон сворачивает из бумаги самолётики и запускает их в Илью. Тот успешно уклоняется, и пока, насколько Габи насчитала, баланс не нарушен. Очередной самолётик падает ей за шиворот, и она с силой пуляет его обратно в Наполеона, попадая тому прямо в лицо. Наполеон обиженно удаляется.

Вечером, когда Габи собирается ложиться, она замечает на кухне сидящего на табуретке в одном халате Соло. Он выглядит образцом спокойствия и только смотрит, полуприкрыв глаза, за тем, как Илья аккуратно перематывает ему пальцы, легонько массируя.

На несколько долгих секунд Габи чувствует себя до невозможности одинокой. Потом Наполеон роняет какую-то фразу на русском, Илья фыркает — и наваждение рассеивается.

На отчёте (уже новом) на следующее утро она находит росчерк на всю страницу. По-немецки: и это извинения по всей форме. И Габи кусает губы, чтобы не рассмеяться в голос и не разбудить парней.

***

Приходится признать — спустя сколько месяцев уже?.. — что работа не в одиночку имеет свои преимущества.

Например, когда раскалывается голова — так, что с кровати можно только сползти, а кости ломит так, что холодно даже под тремя одеялами.

Казалось бы, всего три месяца назад они были в Алжире. Почти год назад — в Риме.

Слабое утешение для Наполеона, который после возвращения с Аляски ухитрился свалиться с сильнейшим бронхитом. Хорошо ещё не отправили в больницу: уколы Соло прекрасно умеет делать сам. Но иногда — как сейчас — лучше довериться Илье. Тот, со шприцем наперевес, совершенно соответствует своему прозванию “Красная угроза” и действует так же скрупулёзно, как и снимая вражеского снайпера. Наполеон мог бы чувствовать себя польщённым, если бы не чёртова головная боль.

Габи — в офисе, у Ильи, если Наполеон правильно помнил график, предполагался законный выходной, но почему-то он сейчас в квартире Наполеона и его ладонь лежит на Наполеоновом лбу, пока Илья прощупывает температуру.

Это такой детский жест, что впору бы схохмить что-то вроде «Человечество давно изобрело градусники, Угроза, ты в курсе?». В курсе, конечно, но, видимо, даже градусникам параноящий Илья доверяет меньше, чем ощущениям, и это вроде мелочь — но греет. А ещё у Ильи холодные — обжигающе холодные ладони, и прикосновения — как глоток воды в пустыне. Или в Аду. Жарком, пламенеющем аду мерзкого бронхита.

Илья уходит — и спасительная ладонь исчезает, оставляя Наполеона в мучительном одиночестве. Он зажмуривается, как будто в темноте мир становится к нему немного добрее. Помогает не очень.

«И только Илья может вытащить меня из этой бездны отчаяния», — проносится патетическая мысль и почему-то застревает. Поэтому когда рядом вновь появляется Илья, Наполеон решает немедленно поделиться этой безумно важной сентенцией. Только вместо сентенции из горла вырываются невнятные звуки, заглушаемые кашлем.

— Ты, Ковбой, на больничном, так что не напрягайся, — Илья его приподнимает почти за шкирку, как котёнка, подхватывает под спину — и так хорошо от его холодных ладоней, что Наполеон почти готов попросить потереть ему спинку. — Давай, осторожно.

В губы утыкается соломинка. Наполеон осторожно сглатывает — и саднящее горло обволакивает убаюкивающим теплом бульон. Обыкновенный куриный бульон, но он кажется практически деликатесом.

— В твоём досье не было навыка «домоводство», — всё-таки хрипит Наполеон, благодарно улыбаясь — он надеется, что Илья, по крайней мере, углядит в его гримасе благодарность.

— Никто не выкладывает все козыри сразу, — не моргнув глазом, парирует Илья, и Наполеону чудится, что в глазах его пляшут смешливые искры. Или это просто освещение. Но как бы там ни было — Илья придерживает его за плечи, рука мягко, но крепко обнимает спину, и так хорошо чувствовать себя не в одиночестве.

***

Три дня подряд без таинственных происшествий, срочных заданий — три дня безвылазной бюрократической волокиты и рутины. Шли четвёртые сутки, три четверти которых Илья скрывался в лаборатории АНКЛ: повозиться с приборами — редко представляюшееся ему удовольствие.

Пару раз в день к нему заглядывает Габи, возмущённо рассказывает, как ей приходится переделывать отчёты Соло или выслушивать нотации Уэйверли, Илья сочувственно кивает — и иногда Габи зовёт его вместе пообедать: тогда Илья отказывается.

Наполеон приходит не по расписанию, но он, в отличие от Габи не спрашивает, а просто приносит с собой тарелку с едой и кружку кофе. Илья никогда не считал себя кофеманом, но Наполеон готовит отменно, и он начинает к этому привыкать. К хорошему быстро привыкаешь — и Илья то и дело напоминает себе, что привыкать — это не с их работой.

Габи каждый раз пытается зайти незаметно и застать Илью врасплох. Она хороша, но пока — недостаточно хороша, и это, по-видимому, её разочаровывает.

Наполеон заходит, предупреждая о своём визите каждым движением. Он треплется о погоде с ассистентками, вышагивает, клацая своими лакированными ботинками, стучит в дверь, уже открыв её и перешагнув порог. Ему, как и Габи, не нужно разрешение, чтобы войти, но для Наполеона, может быть, именно это и есть разнообразие — в конце концов, он специализируется на взломах.

А ещё Наполеон не накидывается на Илью со спины, зная о шпионских рефлексах, поэтому Илья не чувствует напряжения в его присутствии. Иногда Илья до сих пор удивляется, как хорошо они друг друга понимают, бывшие враги.

— Сегодня ты идёшь со мной в театр, — заявляет Наполеон с порога. Габи сегодня не появлялась — её куда-то срочно услал Уэйверли, а Наполеон необычайно долго не объявлялся, поэтому Илья уже соскучился в одиночестве, если быть честным.

— В театр? Ты решил сменить амплуа? С чего вдруг? — интересуется Илья уже всерьёз.

— О, Угроза, мы идём смотреть русский балет, — Наполеон назидательно трясёт пальцем. — В честь юбилея нашей совместной работы.

— Годовщины, — поправляет Илья машинально.

— Годовщина — это звучит по-похоронному, — морщится тот. — Юбилеем! В нашей профессии год — самый настоящий юбилей. Только я тебя умоляю, агент Курякин, никаких кепок.

— Я достану из кладовой цилиндр, — обещает Илья. Наполеон смеётся — заливисто, раскатисто — и хлопает его по плечу, чуть сгибаясь от хохота. Он почти повисает на Илье, а тот вдруг думает, что совсем не против. И что прикосновения…

Илья скучал по прикосновениям. Всю свою сознательную жизнь.

— Ровно в шесть тридцать у Метрополитен-опера, — предупреждает Наполеон перед тем, как исчезнуть. Уже постфактум Илья замечает на столе примостившуюся кружку с дымящимся кофе.

Он натягивает костюм и, с заминкой, надевает бабочку, внутренне усмехаясь. Соло не разочаровывает и реагирует бурно.

— Ты сделал это специально, чтобы довести мой эстетический вкус до отчаяния, — заявляет тот.

— Мы идём на балет. Он успеет реабилитироваться до конца первого акта.

— Ты невыносим! — восклицает Наполеон, останавливает Илью, ладонью упираясь ему в грудь, и развязывает бабочку. Пальцы Наполеона слегка щекотные и заставляют выгнуть шею.

— К счастью, я предвидел и такое развитие событий, — тот выуживает из кармана галстук жестом фокусника. Изящный синий галстук. Шёлковый. А ведь под цвет глаз выбирал, внезапно осеняет Илью.

Наполеон осторожно повязывает галстук, невесомо касаясь кожи. У него тёплые руки и изящные пальцы. Именно изящные — и хрупкие, по сравнению с лапами Ильи. Он вспоминает Алжир и эти замученные, припухшие пальцы.

Разочарование, охватывающее его, когда пальцы исчезают, — физическое, физиологическое и… неуютное?

Наполеон увлекает его в зал, и на время представления для Ильи исчезает почти всё, кроме музыки, кружащих по сцене фигурок и дыхания Наполеона на соседнем кресле.

Они возвращаются в ночи. Рука Наполеона — на плечах Ильи, хоть для этого ему и приходится то и дело подтягиваться на мысках. Илье — проще, поэтому Наполеона он придерживает повыше талии.

И старается отогнать неясное — сентиментальное, такое, по-американски сентиментальное — желание обнять напарника перед прощанием.

— Галстук оставь себе. И теперь у тебя нет оправдания носить эту жуткую бабочку, — заявляет Наполеон, ухмыляясь.

Илья игнорирует ремарку, но галстук занимает почётное место в его шкафу.


TBC

[пополь вух]

какие они просто невозможные оба! автор, огромное спасибо, как хорошо, что вы продолжаете!

[Мойра*]

прекрасно))) Сколько тепла и заботы у них друг на друга направлено! Илюша ,перевязывающий Соло пальцы - осторожно и аккуратно,Илюша и бульон - как Соло это только перенес?)))) Два метра заботы и нежности))))) Да и сам тоже))) Они так умилительно тянутся друг к другу.

[muxoe_kuco]

Замечательно, до невозможности трогательно, безумно нежно!!!

[NikaDimm]

Они прекрасны

[скрытный товарищ]

Ох, автор! С каждой частью оно становится все лучше! И я сейчас не о героях, потому что они у вас слишком цельные в плане характеров и поведения (и это безусловно плюс, потому что всегда есть опасность провисов, а у вас провисов в характерах нет), я говорю о взаимодействии, которое прогрессирует равномерно и просто восхитительно неотвратимо, и о стиле. Заказчик очень серьезно воспринял перспективу бета-правки и смотрит с этой точки зрения тоже)))
Спасибо вам огромное за этот новый кусочек! Он прекрасен - слов нет.
З.

[Molly_Malone]

Как же хорошо всё! И про пальцы, и про галстук ,и про то, как Наполеон к Илье входит ,и что он еду ему носит. Сил нет, как хорошо!

[Юрочка Плисецкий]

чудесные мальчики! Спасибо за продолжение

[Зимний фейрверк]

очень понравились детали в отношениях Наполеона и Ильи) и оба они в этом отрывке просто замечательные)спасибо за продолжение)

[Ace of Hearts]

Какие они потрясающе нежные у вас и настоящие *растащило от трепета*

[LeeLana]

божебожебоже
то так прекрасно

довести мой эстетический вкус до отчаяния

Илья может вытащить меня из этой бездны отчаяния

Не поощряй его дурачества

когда разбирают обязанности на двоих

очень-очень

[Squirry]

Меня безумно торкнул момент, когда Наполеон "берёт на себя" неприятного Лемуана, чтобы отвлечь того от Ильи. Просто вот...ых. А потом - пальцы, переписка, бронхит и бульон, театр... прекрасно до невозможности.
Спасибо за чудесное субботнее утро с вашим текстом, автор.

[скрытный товарищ]

дорогой автор, всё прекрасно чуть более чем, но читать трудно( Зачем вам столько тире? Это какая-то альтернативная пунктуация... Весь текст в них и он рвётся на непонятные акценты.

[Хозяйка медной горы]

Они теплые и уютные. Бульон

[которая без члена]

понравилось! очень! очень нравится стилистика, краткие штрихи - и огромная картина за ними, и логика, и обоснуй, и верибельность!
автор! я хочу вас облизать!

[скрытный товарищ]

Molly_Malone, Пушистое Безобразие, пополь вух, Мойра*, muxoe_kuco, NikaDimm, Зимний фейрверк, Sodan Lintu, LeeLana, Squirry, скрытный товарищ, Хозяйка медной горы, которая без члена, спасибо за такое внимание и тёплые слова!
Они прямо-таки напрашиваются на флафф и заботу, что поделать.)

Дорогой заказчик, ваши комментарии всякий раз греют мне сердце! Сближение их неумолимо, как карма и законы физики.)

Автор.

[скрытный товарищ]

Слов - 1807.

1-4-1

Наполеон переезжает. Раз уж они прочно и надолго обосновались в Нью-Йорке, он отказывается жить в этой безобразной пародии на человеческое жильё, которое им предоставило рачительное начальство, а на отелях — разориться можно. Так что Наполеон присмотрел себе чудную квартирку на Манхеттене. Правда, после первого же визита туда, он уволил дизайнера без выходного пособия и принялся всё переделывать самостоятельно.

Илья первое время молча провожал его вопросительным взглядом, когда Наполеон отпрашивался пораньше. Потом наконец спросил, не собрался ли тот остепениться, а после того, как узнал истинную причину Наполеоновых хлопот внезапно предложил помочь.

«Я всё равно в подвешенном состоянии» — остаётся невысказанным. Они все в подвешенном состоянии: мир замер в ожидании. Неделю назад на ЦК КПСС был отправлен в отставку Хрущёв, и было неясно, продолжит ли его политику Брежнев. Илья ждёт, хоть и не подаёт вида, и Наполеон — тоже, хотя изо всех сил старается не спрашивать у Ильи. Есть слишком много вещей, которые не зависят от них. Хотя Наполеон бы соврал, если бы сказал, что ему всё равно.

Ему не всё равно, и он соглашается на предложение Ильи, зовёт его к себе в свой очередной отгул, договаривается с Уэйверли о расписании и даже заранее обдумывает меню на ужин — не отпускать же напарника некормленным.

Илья вдумчиво покрывает стену широкими, но аккуратно ложащимися мазками. Рука его движется с механической точностью. Рукава закатаны, и на локте видно пятно — нечаянно коснулся стены, догадывается Наполеон. Рядом — поблекший шрам, ближе к запястью — ещё один, но тот недавний и его историю Наполеон знает.

Мебель они, конечно, расставить не успевают, так что укладываются тут же — на полу. Наполеон расстилает два матраса — между постелями пристраивается ночник. Илья вытягивается на животе, и его пятки вылезают из-под одеяла. Голые пятки — впрочем, на плечи тоже не хватает. Илья, верный своему воспитанию, стоически терпит, но на его руках отчётливо видная гусиная кожа, и Наполеон не выдерживает: вытаскивает из запасника плед и как бы мимоходом кидает в напарника через комнату, пока шествует в ванную.

— Можешь не благодарить! — запоздало кричит он из коридора и ухмыляется — шалость удалась.

Когда Наполеон возвращается в комнату, опасно торчащие пятки Илья уже надёжно укрыты пледом, а сам Илья грызёт карандаш, расчерчивая листок колонками букв и цифр. Шахматная партия, с удивлением понимает Наполеон.

— Мы могли бы сыграть, — предлагает он, укладываясь на свой матрас. — В морской бой там. Или в покер.

— Предпочитаю преферанс, — отзывается Илья, не отрывая взгляда от листка. — Про шахматы я даже не спрашиваю — партию вслепую ты не потянешь, а нормального набора у тебя нет.

Наполеон почти готов возмутиться, но, в конце концов, это правда.

— Могу предложить распаковать набор бокалов, — не сдаётся он. — Стопки в качестве пешек, бокалы для шампанского — слоны…

— Пока ты будешь искать их в нераспакованных коробках, наступит рассвет, — фыркает Илья. — Как насчёт Го? Обойдёмся бумагой и ручкой.

— Го? — переспрашивает Наполеон. В мозгу что-то такое брезжит — со времён его работы в Японии. — Почему бы и нет?

Разумеется, Илья бьёт его сначала даже с форой — и, смилостивившись, начинает объяснять правила, но к утру Наполеону удаётся продержаться девять ходов уже на равной позиции.

Через неделю, когда Наполеон окончательно заселяется, Илья дарит ему шахматный набор.

***

Илью отзывают в декабре — практически под католическое Рождество. Никто не знает, надолго ли, хотя Уэйверли заверяет его, что это временно. Илья понимает — рационально: в определённом смысле это «визит вежливости» новому начальству.

На прощание Уэйверли трясёт ему руку, а Габи его обнимает, повисая на шее. Соло хлопает по плечу и интересуется, что Илье подарить на Рождество. Он возводит глаза к потолку:

— Укулеле.

Тот делает вид, что понял, о чём речь, говорит «замётано». Илья возвращает любезность:

— Хочешь сувенир из Москвы?

— А то! — радостно соглашается Соло. — Медвежью шкуру — мне как раз не хватает для интерьера.

И почему-то от этого дурацкого диалога становится теплее на душе.

Долго на родной земле ему задержаться не дают. Повидаться — не с кем, а всё равно тоскливо уезжать из Москвы под Новый год. В Нью-Йорке главный праздник — Рождество, русской любви к Новому году там не поймут, а без праздника — совсем не то. Пусть по-человечески праздновать его Илье уже давно не приходится — а всё-таки мандаринов и какой-никакой ёлки ему не хватает. Глупая сентиментальная мысль, ругает себя Илья. Не иначе, от Соло заразился.

Он выходит из аэропорта, хмурясь, кутаясь — не от холода, а по привычке. Его ждёт чужая, пустая и холодная, квартира в чужой стране.

— Эй, Угроза! — окликают сзади, и Илья рывком разворачивается. У припаркованной алой — в цвете фонаря — шевроле стоит Наполеон и широко улыбается.

— Уэверли сказал, тебя вернули АНКЛ.

— И что ты здесь делаешь?

Наполеон пожимает плечами.

— Мне было скучно, — лаконично отзывается он. — И потом, я так и не отдал тебе подарок на Рождество. Предлагаю отпраздновать. Сразу — и Рождество, и Новый год — у вас вроде, Рождество сильно не празднуют?

Илья вспоминает про пустую квартиру и размышляет долю секунды, хотя решение принято, кажется, очень давно.

— Только нам понадобятся мандарины, — произносит он. Наполеон неопределённо хмыкает, но кивает:

— Мандарины — так мандарины.

Соло готовился — это видно по завёрнутой в фольгу фаршированной индейке, ждущей своей очереди в духовке. Ёлки нет, но Илья замечает разрисованные стёкла — на них кружатся белые снежинки и горят огни заснеженного города. Городов, понимает Илья, приглядевшись: он узнаёт в силуэтах Монмартр, Эйфелеву башню, лестницу Святого Петра, стамбульскую Софию и даже силуэты московских соборов и набережную Невы.

Индейка пахнет одуряюще, и Илья вспоминает, как проголодался.

— Кстати, — говорит он, когда Наполеон приносит десерт — английский пудинг и пресловутые мандарины, целую плошку мандаринов, — на медведя охотиться будешь сам, но пока вот — и водружает на голову Соло меховую шапку-ушанку. Она сползает тому на глаза, и Наполеон так потешно вертит головой, что Илья, не сдерживаясь, смеётся.

— Отличный ход, Угроза, — оценивает Наполеон и в свою очередь тянется за красиво обёрнутой коробкой — большой такой коробкой. — А это твой рождественский подарок, кстати.

Упакована коробка на славу — и Илья то и дело подозрительно косится на довольного Наполеона (тот справился с шапкой и теперь щеголяет в ней, лихо заломив края).

— Хорошее у тебя чувство юмора, ковбой, — фыркает Илья, выуживая из обёртки укулеле. Действительно — натуральный укулеле. Наполеон улыбается, когда они встречаются взглядами. Илья, дрогнув, улыбается тоже и салютует бокалом:

— С праздником, Соло.

***

[скрытный товарищ]

1-4-2

Наполеону давно не приходилось привыкать к людям. Но АНКЛ оказывается куда более осёдлой организацией, чем ЦРУ, и куда более компактной, чем ЦРУ, так что неожиданно в его жизни оказывается много людей, которых он видит регулярно — и что более важно, они напрягают его куда меньше, чем Сандерс.

Узнавание людей — увлекательнейшее занятие, думает Наполеон.

Он знает, что Уэйверли любит ирландский виски, отменно ругается по-китайски и только в офисе хранит пять разных пар очков. Он знает, что секретарь Лиза страдает аллергией на лилии, но её можно подкупить пирожными из французской кондитерской за углом. Он знает, что Габи ходит на пятнадцатисантиметровых каблуках даже в поле, и что эти каблуки — опасное оружие, а ещё что она предпочитает немецкие автомобили японским — и совершенно не умеет готовить.

Отдельная глава — даже нет, отдельный том в его коллекции — об Илье.

Илья умеет играть на укулеле — однажды Наполеон всё-таки уламывает его сыграть.

Илья питает подозрительную слабость к рисовой каше и пельменям (благодаря нему Наполеон даже научается отличать манты от хинкалей и пельмени от вареников).

Илья всегда расставляет книги по языкам — и потом по алфавиту, причём с каждым визитом Наполеона в его квартиру книг становится всё больше.

Илья скупает пластинки Битлз — и очень шифруется, но однажды Наполеон слышит, как тот рассеянно бурчит себе под нос «Hard day’s night», когда они застревают в пробке.

Илья ходит по квартире в тапочках — и в носках там, где тапочек нет, но непременно снимает обувь в прихожей, поэтому через некоторое время Наполеон покупает тапочки — на всякий случай.

У Ильи есть водолазки на все случаи жизни — разных цветов и тонкости ткани, это Наполеон выясняет опытным путём. Они по-прежнему не сходятся в вопросах моды, конечно.

У Ильи смешливые глаза, но он почти никогда не смеётся вслух — и Наполеон далеко не сразу научается отличать, когда во взгляде Красной угрозы мелькают искры сдерживаемого смеха, а когда — ярости. Но научившись — считает это умение своим большим достижением. И понимает с запозданием, что куда чаще Илья сдерживает смех, чем ярость.

— Да вы просто сиамские близнецы, — говорит ему Габи где-то в марте 1965. Наполеон вскидывает бровь удивлённо, одним глазом кося в документы по миссии.

Габи пожимает плечами:

— Когда в ваш кабинет входит кто угодно — я, Уэйверли, Лиза, да неважно — у тебя застывает спина, а у Ильи первый рефлекс — проверить оружие. А когда входишь ты — или Илья — вы друг другу даже материалы перебрасываете, не оборачиваясь.

— Мы напарники, — в свою очередь пожимает плечами Наполеон — оправдываться и юлить не имеет смысла. — Привыкли.

Габи смотрит на него испытующе — они тоже напарники, но ей Наполеон никогда не доверял спину, — потом вздыхает и уходит на вызов Уэйверли.

***

Когда ты успел забыть, спрашивает себя Илья в бессильном гневе, что ты всегда работал один и что ты — и только ты за себя в ответе?

Бок прошивает резкой болью, Илья прикусывает губу. Соло, зажав фонарь в зубах, пытается вытащить пулю в полевых условиях.

Собственно, не пуля — причина недовольства Ильи, а как раз Соло, который задерживается и теряет драгоценное время.

— Сиди и не дёргайся, Угроза, — пресекает тот невысказанные возражения. — Я не собираюсь тащить на себе твой хладный труп, так что будь так добр — выживай.

Подбадривания Соло обычно не означают ничего хорошего, и Илья перехватывает его руку:

— Тебе тут делать нечего. Вызовешь подкрепление — они меня вытащат.

— Пока я доберусь до Габи, ты истечёшь кровью, — Соло твёрдо вырывает руку и продолжает ковырять пулю. От нажатия Илья едва не вскрикивает, но Наполеон вовремя впихивает ему в рот перчатку — и Илья что есть силы впивается в неё зубами.

Наполеон останавливает кровь давящей повязкой — и он делает это как будто нарочито медленно, осторожничает, и хотя Илья понимает разумом, что это — в его интересах, сейчас ему хочется материть Наполеона за несвоевременную заботу.

Когда он видит, как Наполеонову щёку царапает ствол винтовки, его раздирает злость на их противников — и раздражение на идиотскую расстановку приоритетов напарника.

Их выволакивают обоих на пирс. Приковывают друг к другу наручниками — спиной к спине. Илья слышит напряжённое, но чётко контролируемое дыхание Наполеона под ухом. Сам он с трудом держится на ногах — и всё-таки падает, увлекая за собой Наполеона, когда их пихают вперёд.

На него противники уже не обращают внимания, списав. Они беседуют с Наполеоном: вывернув голову, Илья почти видит, как главарь держит того за кадык и пальцы опасно скользят под подбородком, царапая ямочку.

Илья напрягает все силы, чтобы вырваться, но наручники не поддаются, и его пальцы соскальзывают — начинает сказываться потеря крови и его скоро потянет в сон.

За спиной их ладони неловко соприкасаются в попытках освободиться, и Наполеон коротко жмёт пальцы Ильи.

— Пора заканчивать с этой комедией, — объявляет главарь, и их обоих сталкивают в воду. Илью всего разом, с головы до ног, обдаёт холодом, вода заливается в уши, и только рефлекс спасает от того, чтобы не хлебнуть.

Это ненадолго — они тяжёлые, они связаны, и Илья ранен. Илья утягивает их на дно: был бы Наполеон один, он бы выбрался. Илья пытается подгребать, отчаянно, на последнем адреналине. Он чувствует спиной спину Наполеона, слышит, как тот шумно дышит, слышит, как тот отплёвывается, чувствует, как задевают его руки костяшки пальцев.

Они идут ко дну вместе — и эта мысль захлёстывает сознание экзистенциальным ужасом перед тем, как сознание Ильи отключается.
TBC

[Ace of Hearts]

В конце Илья просто потрясающий

[Spiky]

Господь всемогущий, автор! Этот понедельник мог начаться так хреново, но вы спасли положение

[Мойра*]

Утро понедельника началось с прекрасного!!!
Это самый поглаживающий всю бытовую милоту текст!!!))) Наполеон в шапке!!Илюша и на чужбине собирающий библиотеку!! Что характерно - собирающий ее у Соло дома!))))И все остальные прекрасные мелочи. Я уверена они из воды выберутся, но только...им до сих пор не пришло в голову, что они чуть больше чем напарники и друзья?